Репин И. «Иван Грозный и его сын Иван...»

Проблема героя всегда была важнейшей в русской исторической живописи. При этом слово "герой" имело двоякое значение: герой - положительный образ, воплощающий нравственные ценности, и герой как главное действующее лицо произведения. Особенно привлекала художников личность Ивана Грозного. Кто только не писал царя Ивана, кто только не выискивал колоритных подробностей его бурной жизни! На этом сходились, начиная еще с середины 60-х годов прошлого века, и передвижники, и участники академических салонов. Известный искусствовед Н.М. Молева считает, что начало всему положила первая часть драматической трилогии А.К. Толстого. Она отмечает у него "попытку увидеть в легендарной личности смертного человека со всеми страстями и слабостями его. Отец, муж, вечный искатель женской красоты и юности, неврастеник, не умеющий обрести душевного равновесия даже перед лицом государственных дел, - все казалось тогда откровением".

Картина Ильи Ефимовича Репина, которую мы чаще всего называем "Иван Грозный убивает своего сына", имеет другое название: "Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года". Сюжетом для нее послужил подлинный исторический факт - убийство царем Иваном IV своего старшего сына Ивана. Об этом говорит и точная дата в названии картины.

Причина убийства Грозным царем своего сына долгое время оставалась невыясненной. Некоторые современники считали причиной царского гнева чисто семейную сцену; другие полагали, что между царем и царевичем возник спор по вопросу о помощи осажденному поляками Пскову. Возможно, что большую роль сыграла и провокация бояр, желавших поссорить Ивана Грозного с сыном.

В своей автобиографической повести "Далекое - близкое" И.Е. Репин вспоминает, что мысль о картине зародилась у него в связи с мартовскими событиями 1881 года. (Имеется в виду взрыв народовольцем И.И. Гриневецким бомбы, осколками которой был убит царь Александр II)

В другой раз мысль написать картину "Иван Грозный и сын его Иван" пришла в голову художника, когда он возвращался с концерта Н.А. Римского-Корсакова. "Его музыкальная трилогия - любовь, власть и месть, - говорил потом художник, - так захватила меня, что мне неудержимо захотелось в живописи изобразить что-нибудь подобное по силе его музыки".

Специалисты давно уже установили, что поразившее И. Репина произведение - это симфоническая сюита "Антар" Н.А. Римского-Корсакова, в основе которой лежит восточная сказка. А душу художника всколыхнула та часть "Антара", которую композитор назвал "Месть".

Не сразу, не вдруг родилась у художника конкретная композиция задуманного им полотна. Сначала были просто карандашные наброски, самый общий эскиз, в котором замысел был выражен еще неясно и нечетко. Скорее всего это были всего лишь "прикидки", правда, здесь на переднем плане были уже Иван Грозный и его сын. Но сначала были здесь и стольные бояре, вбежавшие на шум, была и женщина, застывшая на пороге какого-то дальнего покоя.

Сам И. Репин был недоволен этим наброском, и уже в следующем эскизе исчезли бояре и женщина, они ведь не нужны на картине. Конечно, в действительности были и крики Грозного царя, и испуганные придворные, и воздевшие руки мамки и няньки, и врач: "Рана глубока. Надежды нет, разве что на чудо". Так примерно описывали дальнейшие события современники, но это были именно "дальнейшие события". И художнику стало ясно, что на картине нужно изобразить только царя и его сына.

Но как их изобразить? Как психологически наиболее верно передать глубину той трагедии, участниками которой оказались Иван Грозный и царевич Иван? Как выявить и чисто человеческую трагедию, и трагедию злоупотребления властью?

Великие произведения не создаются ценой малых усилий. Да разве и была такая картина, над которой бы И.Е. Репин не работал как каторжный, с утра до ночи - неделями, месяцами, годами? Так было и на этот раз. Задумав писать большое полотно, художник принялся изучать историческую обстановку.

Дворцовая палата воссоздана им по одной из комнат музея "Дом боярина XVII века", отброшенное царем кресло, зеркало и кафтан царевича написаны с натуры в Оружейной палате, царский посох - с жезла в Царскосельском дворце, а сундук художник нашел в Румянцевском музее. С исключительным живописным мастерством написаны ковер и кафтан царевича. Зритель как бы осязательно ощущает и пушистость ковра, и шелковистость халата.

В своей неистребимой требовательности по пять, десять раз переделывал И. Репин готовые уже фрагменты, безжалостно разрушал то, что еще накануне ему самому нравилось. "Писал - залпами, - вспоминал он впоследствии, - мучался, переживал, вновь и вновь исправлял уже написанное, упрятывал с болезненным разочарованием в своих силах, вновь извлекал и вновь шел в атаку". Так продолжалось три года.

Первые шаги на пути решения художественных образов И. Репин сделал с помощью своего единственного учителя - П.П. Чистякова. Художник бывал у профессора на даче в Царском Селе, и здесь Павел Петрович показал ему старика, ставшего прототипом царя на картине. Потом на этот образ наложились черты чернорабочего, встреченного случайно на Лиговском рынке: этюд с него был написан прямо под открытым небом. А для головы царя, уже во время работы над холстом, И. Репину позировали художник Г.Г. Мясоедов и композитор П.И. Бларамберг. Какие-то частности для лица царевича он взял с этюда, сделанного с художника Менка, но в основном в роли царевича выступал писатель В. Гаршин: "У него было лицо человека, обреченного погибнуть. Это было то, что нужно для моего царевича".

Художник боролся с картиной, как с тяжелым недугом. Впоследствии И.Е. Репин вспоминал: "Мне минутами становилось страшно. Я отворачивался от этой картины, прятал ее. На моих друзей она производила то же впечатление. Но что-то гнало меня к этой картине, и я опять работал над ней".

Действие картины Илья Репин переносит в полумрак палаты царского дворца в Александровской слободе, где и произошло роковое столкновение отца и сына. Он изобразил первый момент осознания Грозным только что совершенного поступка. Не исторический факт, а психологический момент занимают здесь художника. Недаром Игорь Грабарь отмечал, что "успех пришел к Репину именно потому, что он создал не историческую быль, а страшную современную быль о безвинно пролитой крови".

...Отброшено в сторону кресло, на котором вот только что сидел царь, всего какое-то мгновение назад, а потом в неистовом гневе швырнул в наследника окованный железом посох...

Иван Грозный у И. Репина страшен.Этот тиран, деспот, убийца, одной ногой уже стоящий в могиле, весь испачкан кровью... И не только кровью своего сына, но и кровью жителей Новгорода и Пскова, Твери и Полоцка, кровью безвестных смердов и всем ведомых "изменников". В своем неограниченном самовластии он давно освободил себя от всех нравственных законов, переступил их: он ни перед кем не ответчик, а человеческие жизни Для него уже давно не представляли никакой цены.

Но на этот раз царь Грозный убил своего сына и преемника, продолжателя всех своих начинаний. Отцовская любовь, ужас, горе, раскаяние, буря чувств, охвативших его после приступа безудержной ярости, - все эти сложнейшие переживания Ивана IV переданы И. Репиным с непревзойденной экспрессией.

Иван Грозный в черной монашеской одежде, которую он обычно носил, крепко прижимает к себе полулежащего на полу сына и тщетно пытается остановить кровь, густой струей текущую из раны и уносящую жизнь невинно убиенного. Лицо царя Ивана бледно, широко раскрытые, вылезающие из орбит глаза почти безумны.

В противоположность Грозному, в котором все полно крайнего напряжения, царевич Иван изображен в бессильном угасании: лицо его бескровно, полупотухший глаз не видит ничего вокруг, тело обмякло и отяжелело. Лишь левая рука в последнем усилии опирается на ковер, да по мертвенно-бледной уже щеке катится горькая слеза. Светло-розовый кафтан царевича, виднеющиеся из-под него шаровары и зеленые узорчатые сафьяновые сапоги создают резкий контраст с черной одеждой отца.

В цветовом построении картины И. Репина преобладает интенсивный красный цвет. Он писал чистой красной краской, без всяких примесей, потому красный цвет и разработан у художника с чрезвычайным разнообразием оттенков. Алая кровь, текущая из раны на виске царевича; красные, похожие на кровь тени в складках его кафтана; темно-красная лужа крови на красном ковре - все это создает напряженность колорита, находящегося в гармонии с изображенной на картине трагедией. А синеватый полумрак палаты и проникающий в нее из небольшого окна холодный рассеянный свет еще больше усиливают драматическую напряженность изображенной сцены.

10 февраля в петербургском доме князя Юсупова на Невском проспекте открылась выставка, на которой и была представлена картина "Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года". Успех ее был просто ошеломляющий. "Как написано, Боже, как написано! - восторгался репинским полотном И. Крамской. - В самом деле, вообразите, - тьма крови, а вы о ней и не думаете, и она на вас не действует, потому что в картине есть страшное, шумно выраженное отцовское горе и его громкий крик, а в руках у него сын - сын, которого он убил!"

Но чуть ли не в первые же дни выставки начались разговоры о запрещении экспонирования картины, правда, административных мер И. Репину на этот раз удалось избежать. Зато они настигли его в Москве. В апреле 1885 года по представлению обер-прокурора Синода К. П. Победоносцева картина была снята с выставки. Купивший ее П.М. Третьяков получил предписание хранить ее в недоступном для посетителей месте. Правда, через три месяца, по ходатайству художника А.П. Боголюбова, близкого ко двору, запрет был снят. Но "Ивану Грозному и сыну его Ивану" предстояло еще одно испытание, случившееся почти через 30 лет.

В январе 1913 года Третьяковскую галерею посетил иконописец из старообрядцев Абрам Балашов. Постояв недолго около суриковской "Боярыни Морозовой", он внезапно метнулся к картине И. Репина и с криком "Довольно крови!" нанес полотну три удара ножом, заранее припрятанным за голенищем сапога. Удары пришлись по лицам Ивана Грозного и царевича Ивана.

Восстановить живопись должен был сам И.Е. Репин, специально для этого приехавший из Куоккалы. Но со времени создания картины прошло уже почти три десятилетия, за это время изменились и художественная манера И. Репина, и трактовка им цвета. Художник ничего не стал восстанавливать, а заново написал голову царя в манере, свойственной ему к 1913 году.

Кусок новой репинской живописи заплатой лег на старую картину. Через несколько часов Игорь Грабарь, возглавлявший Третьяковскую галерею, увидел на полотне свежие еще краски. Его решение по своей смелости было просто дерзким. И. Грабарь насухо стер положенные И. Репиным краски (художник к тому времени уже уехал) и "заправил", как выражаются специалисты, потерянные места акварелью, покрыв их потом лаком.

Через несколько месяцев И.Е. Репин вновь оказался в Третьяковской галерее, долго стоял перед своей картиной, но так ничего и не заметил.

Грозный царь, женщины и дети

О царе пишут разное: историки и просто неравнодушные граждане до сих пор спорят, кто он, кровавый тиран или великий реформатор. Время от времени появляются даже сторонники канонизации самодержца. В этом была бы своя прелесть ― митрополит Филипп, убитый Малютой Скуратовым по приказу Ивана Грозного, давно канонизирован. Убийца и жертва в одном пантеоне ― это ли не символ национального единства?

От конфликта царя и митрополита на память нам осталось выражение «Филькина грамота». Именно так Иван IV называл разоблачительные письма Филиппа, требовавшего прекратить государственный террор. На месте монастыря в Твери, где Малюта задушил опального митрополита, — одна чудом уцелевшая церковь, да и та, если я не ошибаюсь, XVIII века.

Впрочем, мы отвлеклись. По счастью, необходимости включаться в полемику о зверствах Грозного у нас нет: нам важнее его личная жизнь. Иван Васильевич очень любил женщин. А некоторые, со слов иностранцев, пишут, что еще и мужчин. Надо понимать, что содомский грех, ныне в просвещенных Европах почитаемый за милую шалость, для человека средневекового был вещью страшной. Обвинить в нем человека ― значит подчеркнуть его дикость, варварство и несомненную связь с силами Ада. Думается, именно поэтому иностранные гости Московской Руси в заметках своих не раз подчеркивали, что русские как никто падки до однополых забав. И царь их не исключение. В общем, ни о русских вообще, ни о царе в частности это нам ничего не говорит. Говорит только об отношении иностранцев к нашим брадатым предкам.

Но вот в том, что Иван Васильевич был женолюбив сверх всякой меры, сомневаться не приходится. Один, опять же, иноземный клеветник писал даже, что во время Ливонской войны царь возил за собой гарем из 50-ти пленных немок. Тех, что надоедали, топил в реке, и так, пока немки не кончились. А еще государь со страшной силой и завидным постоянством женился. Первую жену, Анастасию Романовну Захарьину-Юрьеву (мы еще вспомним об этой славной фамилии позже), 16-летний царь по-настоящему любил. Карамзин считал даже, что именно ее смерть превратила молодого реформатора в безжалостного тирана. С остальными женами (их было еще семь) царь обходился уже проще. Одни умерли при невыясненных обстоятельствах, других насильно постригали в монахини. Участи этой избежала только восьмая, Мария из рода Нагих, тоже персонаж немаловажный.

Церковь наша даже на третий брак смотрит неодобрительно. На четвертый Грозному пришлось получать специальное разрешение. Священнослужители ― тоже люди, жить хотели и разрешение дали. Еще четыре жены с точки зрения тогдашних законов ― даже и не жены, скорее, сожительницы. Можем, в общем, сказать, что государь-реформатор первым ввел на Руси институт гражданского брака.

Годы шли, головы летели, и 18 марта 1584 года, по оскорбительному замечанию одного поляка, «тиран московский, на стуле сидя, нагло сдох». У Грозного было три сына, хочется, как в сказке, продолжить: двое умных, а третий... Тем более, что это почти правда. Сыновей, впрочем, было четыре, но первенец утонул в младенческом возрасте. Остались Иван и Федор от первой, любимой жены, и Димитрий, от восьмой.

Иван, как известно всякому, кто бывал в Государственной Третьяковской галерее, тоже отца не пережил. Версию (опять же, иностранного происхождения) о том, что царь лично убил наследника ударом знаменитого острого посоха, ввел в оборот Карамзин, и в ней долго никто не сомневался. Сейчас историки выяснили ― умер Иван Иванович от отравления, причем травили его долго и целенаправленно. Так что православные активисты, не так давно требовавшие от министра культуры убрать из Третьяковки клеветническое полотно Репина, кое-какие резоны, не уменьшающие, впрочем, идиотизма требования, все-таки имели. Но искусство сильнее правды. Историкам Репина не переспорить. Всяк россиянин знает, что Иван Грозный убил своего сына. Хоть картина Репина и называется на самом деле аккуратно: «Иван Грозный и сын его Иван».

Кстати, современникам Иван не нравился: нрав у него был похлеще папашиного. И главный факт ― умер он в 1581-м, за три года до папы.

Остались Федор, которого многие почитали слабоумным (он и унаследовал престол), и Димитрий, совсем младенец, которого вместе с матерью сослали подальше от столицы, в город Углич.

источник